Знакомство с Ризой Ханом и Павлиний трон
Именно на этой стадии карьеры Ризы Хана я познакомился с ним. Каковы бы ни были слухи о его личной амбициозности и предполагаемом эгоизме, я смог безошибочно распознать силу этого человека с того самого момента, когда он впервые принял меня в своем кабинете в военном министерстве. Это, возможно, был самый простой кабинет, занимаемый когда-либо и где-либо премьер-министром: стол, кушетка, покрытая клеёнкой, пара стульев, маленькая книжная полка и светлый, но скромный ковер на полу — все, что наполняло комнату. Высокий плотного сложения мужчина в возрасте более пятидесяти лет поднялся из-за стола. Он был одет в простую военную униформу без единой медали, без лент и знаков отличия.
Меня представил посол Германии, граф фон дер Шуленбург (так как, хотя я и был австрийцем, я представлял крупное германское издание). Даже во время того первого, формального разговора я обратил внимание на мрачную динамичность натуры Ризы Хана. Из-под серых густых бровей пара энергичных коричневых глаз взирала на меня — персидские глаза, которые обычно прикрыты тяжелыми веками, — странное сочетание меланхолии и стойкости. Резкие линии окружали его нос и рот, но ширококостные черты выдавали наличие необычной силы воли, которая держала губы сжатыми и наполняла челюсти напряжением. Слушая его низкий и мелодичный голос — голос человека, привыкшего говорить важные слова и взвешивать каждое из них на языке прежде, чем ему было позволено превратиться в звук, — можно было подумать, что ты слушаешь человека с тридцатилетней карьерой штабного офицера или государственного деятеля за плечами. Тяжело было поверить, что только шесть лет назад Риза Хан был сержантом и лишь три года назад научился читать и писать.
Он, должно быть, почувствовал мой интерес к нему, а также, возможно, мое расположение к его народу, так как он настоял на том, чтобы это интервью не было последним, и пригласил меня и Шуленбурга на чай через неделю в его летней резиденции в Шемране, курорте с красивыми садами для отдыха в нескольких километрах от Тегерана.
Мы договорились с Шуленбургом, что я сначала приеду к нему (как большинство иностранных представителей, он также проводил лето в Шемране) и затем мы вместе отправимся к резиденции премьер-министра. Но случилось так, что я не смог прибыть вовремя. Несколько дней ранее я приобрел маленький четырехколесный охотничий экипаж с двумя горячими лошадьми. Насколько они были горячи, стало совершенно ясно в нескольких километрах от Тегерана, когда, следуя какому-то нечестивому порыву, они строптиво отказались ехать вперед и настаивали на возвращении домой. Около двадцати минут я боролся с ними; в конце концов я отдал лошадей и экипаж Ибрагиму, чтобы он доставил их домой, а сам отправился пешком в поисках другого вида транспорта. Три километра пешком привели меня к деревне, где, к счастью, я нашел дрожки, но, когда я прибыл в германское посольство, прошло уже полтора часа с назначенного времени. Я нашел Шуленбурга шагающим, как разъяренный тигр, по своему кабинету взад и вперед, вся его обычная обходительность улетучилась, ведь для его прусско-посольского чувства дисциплины такое нарушение пунктуальности было не менее чем кощунством. При виде меня он взорвался негодованием:
— Нельзя, нельзя так поступать с премьер-министром! Разве ты забыл, что Риза Хан диктатор и, как все диктаторы, чрезвычайно раздражителен?
— Мои лошади, должно быть, не учли этой тонкости, граф Шуленбург, — был мой единственный ответ. — Даже если бы это был император Китая, я бы не смог приехать раньше.
Тут граф обнаружил в себе снова чувство юмора и разразился громким смехом:
— Ей-Богу, такое еще никогда не случалось со мной! Пойдем тогда, будем надеяться, что лакей не захлопнет дверь перед нашим носом...
И он не захлопнул. Когда мы прибыли ко дворцу Ризы Хана, чайный вечер уже давно подошел к концу и все другие гости разошлись, однако диктатор не казался и в малой степени оскорбленным тем, что я нарушил протокол. Услышав причины нашего опоздания, он воскликнул:
— Что ж, я бы хотел взглянуть на этих твоих лошадей! Я думаю, они должны принадлежать партии оппозиции. Я не знаю, но может, будет разумным, если полиция арестует их!
Пожалуй, мое непредвиденное осложнение скорее помогло, чем помешало, установлению легких неформальных отношений между всемогущим премьер-министром Ирана и молодым журналистом, что впоследствии сделало для меня возможным передвижение по стране с большей свободой, чем та, что предоставлялась большинству других иностранцев.
Однако письмо Али Ага подразумевает не Ризу Хана тех ранних лет, человека, который жил со скромностью, почти невероятной в любящем выставляться напоказ Иране; оно подразумевает Ризу Хана Пехлеви, который взошел на Павлиний трон в 1925 году; оно ссылается на короля, который оставил всякую претензию на скромность и теперь старается походить на Кемаля Ататюрка в строительстве тщеславного западного фасада к его древней восточной земле...