Первый опыт пустыни в Дашт-и-Лут
Мы раскачивались — как незнакомо это было для меня! — в странной размашистой походке тонконогих верблюдов вначале через песчаные дюны, желтые и редко усеянные пучками травы, затем все дальше и дальше вглубь равнины — в бесконечную, беззвучную, серую равнину, плоскую и пустую, настолько пустую, что казалось, будто она не тянется до горизонта, а обваливается на него, так как глаз не мог найти ничего, на чем остановиться: ни горной гряды на земле, ни камня, ни куста, ни даже травинки. Сквозь безбрежную тишину не доносилось ни звука, ни щебетания птиц, ни жужжания жука, и даже ветер, лишенный препятствий на своем пути, несся низко без голоса над вакуумом — нет, он просто упал в него, как камень падает в пропасть... То была не тишина смерти, но скорее тишина еще не рожденного, тишина того, что никогда не сможет ожить: тишина до Первого Слова.
И потом случилось это. Тишина была нарушена. Человеческий голос мягко и с треском взорвал воздух и остался, что называется, подвешенным; тебе могло показаться, что ты не только мог слышать, но и видеть его: настолько одиноким и обнаженным в отсутствие других звуков он поплыл над пустынной равниной. То был наш белуджский солдат. Он пел песню своих кочевнических дней — наполовину песня, наполовину восторженная речь, быстрая смена острых и мягких слов, которые я не мог понять. Его голос звенел на одном уровне несколькими тонами с настойчивостью, которая постепенно переросла во что-то величественное, по мере того как она обволакивала хрупкую мелодию эпизодических гортанных звуков; и путем простого повторения и вариации одной и той же темы песнь разошлась непредвиденным богатством своих ровных тонов, ровных и бесконечных, как земля, в которой она была рождена...
Теперь мы ехали через ту часть пустыни, которая получила название «пустыня колокольчиков Ахмада». Много лет назад караван, ведомый человеком по имени Ахмад, сбился с пути здесь и все они, люди и животные, погибли от жажды; и по сей день говорят, что иногда путешественники слышат колокольчики, которые висели вокруг шей верблюдов Ахмада, — призрачные, траурные звуки, которые заманивают и сводят с пути неосмотрительных, направляя их к смерти в пустыне.