Самая странная из всех стран
Со временем Курдистан отошел в прошлое. Почти восемнадцать месяцев я скитался вдоль и поперек на просторах самой странной из всех стран, на просторах Ирана. Я узнал народ, совмещающий в себе мудрость культуры возрастом в три тысячи лет, а также изменчивость и непредсказуемость, присущие детям; народ, который мог смотреть на самого себя и все, происходящее вокруг, с ленивой иронией и мгновение спустя трястись в диких вулканических страстях. Я наслаждался культурной раскованностью городов и острыми бодрящими ветрами в степях; я проводил ночи в дворцах провинциальных губернаторов с десятком слуг в моем распоряжении и в полуразрушенных караван-сараях, где ночью необходимо было убивать скорпионов, прежде чем они ужалят тебя. Я отведывал целиком зажаренного барашка, будучи гостем в племенах Бахтияр и Кашгай, и начиненных абрикосами индеек в обеденных комнатах богатых купцов; я наблюдал непринужденность и упоение праздника Мухаррам и слушал нежные стихи Хафиза, распеваемые под аккомпанемент лютни наследниками былой славы Ирана. Я шагал под тополями Исфахана и восхищался сталактитовыми арками, дорогими фаянсовыми фасадами и золотыми куполами больших мечетей этого города. Персидский стал почти настолько же знакомым для меня, как и арабский. Я имел разговоры с образованными людьми в городах, солдатами и кочевниками, торговцами на базарах, кабинетными министрами и религиозными лидерами, бродячими дервишами и мудрыми курильщиками опиума в придорожных тавернах. Я пребывал в городках и деревнях, переходил пустыни и опасные соленые болота и совсем потерялся во вневременном воздухе этой раздробленной страны чудес. Я узнал людей Ирана, их жизнь и их мысли почти так же, как если бы я родился среди них. Однако эта земля и эта жизнь, сложная и завораживающая, как старый драгоценный камень, который тускло сверкает сквозь множество граней, ни разу не приблизились ко моему сердцу настолько, насколько приблизился кристально чистый мир арабов.