Разум и эмоции: кто сильнее?
Мое недавнее воспоминание кружащихся ускюдарских дервишей, навеянное лихорадкой, не оставляло меня. Оно вдруг приобрело актуальность, приводя меня в недоумение, которое не проявилось во время исконного опыта. Тайные ритуалы этого религиозного ордена — одного из многих, что я встречал в различных мусульманских странах, — не вписывались, казалось, в картину Ислама, которая медленно формировалась в моей голове. Я попросил моего азхарного друга принести мне какие-нибудь работы востоковедов на эту тему; и через эти работы мое инстинктивное подозрение, что эзотеризм подобного рода внедрился в мусульманские сферы из неисламских источников, оправдалось. Домыслы суфиев, как называются мусульманские мистики, выдавали гностические, индийские и временами даже христианские веяния, которые привнесли аскетические концепции и практики, абсолютно чуждые посланию Пророка Аравии. В его послании разум акцентированно являлся единственным истинным путем к вере. Хотя законность мистического опыта не отвергалась с необходимостью в этом подходе, Ислам явился в первую очередь интеллектуальным и эмоциональным утверждением. В то время как естественным образом Ислам создал сильную эмоциональную привязанность у своих последователей, учение Мухаммада не предоставляло эмоциям как таковым какой-либо отдельной роли в религиозных переживаниях, так как эмоции, как бы ни были они выражены, намного сильнее подвержены колебаниям под действием личных желаний и страхов, чем разум со всеми его погрешностями.