Крутящиеся дервишы
Это был самый странный лес, турецкое кладбище в Ускюдаре, сразу за Стамбулом, по ту сторону от Босфора: дорожки и тропинки между несметным количеством кипарисов, а под ними бесчисленные вертикальные и упавшие надгробные камни с обветренными надписями на арабском. Кладбище вышло из употребления давным-давно; его мертвецы были мертвы уже очень долго. Из их тел выросли могучие стволы деревьев шестьдесят, восемьдесят футов длиной, разрастаясь в сменяющихся сезонах и спокойствии, которое в том лесу было настолько великим, что не оставалось и места для меланхолии. Нигде больше не чувствовалось с такой силой, как здесь, что мертвые пребывают в безмятежности. Они были мертвецами мира, который позволял своим обитателям жить в покое — умершие рода людского без суеты.
После некоторого блуждания по кладбищу, затем по узким холмистым тропам Ускюдара я вышел к маленькой мечети, которая выдавала себя за таковую лишь красотой узорчатой арабески над дверью. Дверь была наполовину открыта, и я вошел. Я остановился в темной комнате, в центре которой несколько фигур сидели на ковре вокруг старого-старого человека. Они все были одеты в длинные накидки и высокие коричневые шерстяные шляпы без полей. Старый имам читал пассаж из Корана монотонным голосом. Вдоль одной из стен сидели несколько музыкантов: барабанщики, флейтисты и исполнители с кеманча, длинношеими инструментами наподобие скрипок.
Меня осенило, что это странная компания должна быть теми самыми «кружащимися дервишами», о которых я слышал так много: мистический орден, пытающийся вызвать в адепте посредством определенных повторяющихся ритмических и четких движений экстатический транс, который, говорят, позволяет ему достичь прямого и личного ощущения Бога.
Тишина, последовавшая за чтением имама, внезапно прервалась тонким высоким звуком флейты; и музыка началась монотонно, почти завывающе. Как будто одним движением дервиши поднялись, откинули свои накидки и остались в белых ниспадающих туниках, доходивших до лодыжек и подпоясанных на талии пятнистыми платками. Затем каждый из них сделал полуоборот, так что, стоя по кругу, они встретились лицом к лицу по парам; после этого они скрестили руки на груди и глубоко поклонились друг перед другом (и мне невольно вспомнились старые менуэты и кавалеры с вышитыми костюмами, кланяющиеся перед своими дамами). В следующий момент все дервиши вытянули руки в стороны: правая ладонь повернута вверх, а левая повернута вниз. Шепотом нараспев их губы испустили: «Хууа» ('Он', то есть Бог). С этим еле различимым звуком на устах каждый из них начал поворачиваться вокруг своей оси, раскачиваясь в ритм музыке, которая лилась, казалось, откуда-то издалека. Они откинули назад свои шапки, закрыли глаза, и их лица застыли в спокойствии. Все быстрее и быстрее становилось движение по кругу, объемистые туники поднимались и формировали широкие круги вокруг вертящихся фигур, делая их похожими на белые крутящиеся водовороты в море; их лица были полны глубокой сосредоточенности... Кружение перешло в вихревой круговорот, опьянение и экстаз заметно возбудили всех участников. Их полуоткрытые уста без конца бормотали: «Хууа... Хууа... Хууа...» Их тела кружились и кружились, вертелись и вертелись, и музыка, казалось, втягивала их в свои укутывающие, обволакивающие, монотонные аккорды, постепенно усиливаясь, и ты как будто чувствовал, как тебя непреодолимо втягивает в поднимающийся водоворот — крутая спиральная дурманящая лестница вверх, выше и выше, всегда только ввысь, всегда те же самые ступени, но всегда вверх, по бесконечно нарастающей спирали, наверх к какому-то неведомому, непостижимому концу...
... пока большая добрая рука мамы Вителли не опустилась на твой лоб, останавливая этот круговорот и снимая дурманящие чары, а также перенося тебя снова из Ускюдара в прохладу каменной комнаты в Каире.