Ксенофобия
Во все годы, что я провел на Ближнем Востоке — сначала как симпатизирующий сторонний наблюдатель с 1922 по 1926 годы и затем как мусульманин, разделяющий цели и надежды мусульманской общины, — я наблюдал неуклонное европейское вторжение в мусульманскую культурную жизнь и политическую независимость. И когда бы ни пытались мусульманские народы защитить себя против этого вторжения, европейское общественное мнение неизменно навешивало с легким оттенком задевающего простодушия ярлык «ксенофобии» на такое сопротивление.
Европа давно привыкла упрощать таким грубым способом все, что происходит на Ближнем Востоке, и рассматривать его настоящую историю с позиций сугубо западной «сферы интересов». Тогда как везде на Западе (за пределами Британии) общественное мнение выказывает сильную поддержку ирландской борьбе за независимость или (за пределами России и Германии) польской мечте национального возрождения, такая симпатия никак не распространяется на схожие стремления среди мусульман. Главным аргументом Запада всегда является политическая разруха и экономическая отсталость Ближнего Востока, и каждая активная Западная интервенция ханжески излагается ее зачинателями как нацеленная не просто на защиту «законных» интересов Запада, но также на обеспечение прогресса местного населения.
Забывая, что каждая прямая и даже благожелательная интервенция извне может только нарушить национальное развитие, изучающие дела Ближнего Востока на Западе всегда были готовы проглотить подобные утверждения. Они видят только новые железные дороги, построенные колониальными державами, но не разрушение социального устройства страны; они считают лишь киловатты нового электричества, но не удары по национальному достоинству. Те же самые люди, которые не принимали «облагораживающую миссию» Австро-Венгрии в качестве достойного оправдания ее интервенции на Балканы, снисходительно принимают похожие оправдания в случае британцев в Египте, русских в Средней Азии, французов в Марокко или итальянцев в Ливии. И им никогда не приходит на ум то, что многие из общественных и экономических болезней, от которых страдает Ближний Восток, являются прямым следствием того самого западного «интереса»; и то, что вдобавок западные интервенции неизменно стараются увековечить и расширить уже существующие внутренние разрушения и таким образом сделать невозможным самостоятельное становление рассматриваемых народов.
Впервые я начал осознавать это в Палестине, в 1922 году, когда я наблюдал двусмысленное поведение британской администрации в отношении конфликта между арабами и сионистами; и абсолютно очевидным для меня это стало в 1923 году, когда после месяцев разъездов по всей Палестине я приехал в Египет, который в то время находился в почти постоянном перевороте против британского «протектората». Бомбы часто взрывались в публичных местах, особо посещаемых британскими солдатами, что приводило к ответу в виде различных подавляющих мер — военное положение, политические аресты, депортация лидеров, запрет газет. Но ни одна из этих мер, как бы жестока она ни была, не могла ослабить людское желание свободы. Через всю египетскую нацию проходило что-то вроде волны жгучего рыдания: не рыдание отчаяния, скорее это было рыдание энтузиазма, потому что они открыли для себя источники своей собственной потенциальной силы.
Только богатые паши, владельцы огромных имений с землей, смирялись в те дни с британским господством. Несчетное количество остальных, включая несчастных феллахин, которым даже один акр земли представлялся богатым владением, достаточным для содержания всей семьи, поддерживали движение за свободу. В один день продавцы газет кричали на улицах: «Все лидеры Уафд были арестованы по приказу военного губернатора». Но на следующий день новые лидеры занимали их места, пробелы в рядах заполнялись снова и снова: голод по свободе и ненависть росли. И у Европы имелось только одно слово для этого — «ксенофобия».