Счастливая жизнь без удовлетворения
Все же я не ощущал никакой теплоты по отношению к каким-либо целям и устремлениям, которые в то время носились в интеллектуальной атмосфере Европы, наполняя литературу, искусство и политику гулом оживленной полемики, так как, какими бы противоречивыми одна для другой все эти попытки ни являлись, они все с очевидностью имели одно — наивное допущение того, что жизнь может быть выведена из текущего состояния растерянности и «улучшена», только если ее внешние, экономические и политические, условия улучшатся. Я был глубоко уверен даже тогда, что материальный прогресс сам по себе не может предоставить решения; и хотя я совсем не знал, где это решение может быть найдено, я никогда не мог внутри себя выказывать того энтузиазма, с которым мои современники воспринимали «прогресс».
Не то чтобы я был несчастлив. Я никогда не был застенчивым человеком, сосредоточенным на самом себе, и вот тогда я наслаждался более чем обычно завышенным мерилом успеха в своих собственных делах. Тогда как я вряд ли был склонен придавать большое значение «карьере» как таковой, работа в Юнайтед Телеграф — где, благодаря своему знанию языков, я теперь был редактором отдела, ответственным за информационные услуги для скандинавских изданий, — могла открыть множество путей в большой мир. Café des Westens и его духовный наследник Romanisches Café — место встречи самых выдающихся писателей, художников, журналистов, актеров и продюсеров современности — были своеобразным домом для меня. Я был дружен, и иногда весьма близко, с людьми, которые носили известные имена и рассматривали меня — по крайней мере по воззрениями, если не по популярности — как одного из них. Глубокая дружба и мимолетные романы случались со мной. Жизнь была увлекательна, разноцветна множеством впечатлений и сулила многое. Нет, я решительно не был несчастлив, лишь глубоко раздосадован, неудовлетворен, я не знал, к чему я стремлюсь, но в то же самое время был уверен, с глупой юношеской заносчивостью, что в один день я узнаю это. Итак, я раскачивался как маятник между сердечной удовлетворенностью и неудовлетворенностью точно так же, как многие другие молодые люди в те необычные годы: в то время как никто из нас не был несчастлив, только очень немногие казались сознательно счастливыми.
Я не был несчастлив, но невозможность разделить разнообразные социальные, экономические и политические ожидания людей вокруг меня, различных их групп, выросла со временем в неясное чувство отчужденности, сопровождаемое желанием, столь же неясным, принадлежать — кому?.. быть частью — чего?..